ПРОХОДИМЦЫ

Дождь зарядил с самого утра. Осенью дождь — частое явление, тем более — в последние дни сентября. А я, как назло, выбрался «во внешний мир» без зонта, сломался зонт, ветер на днях был слишком сильный, пообрывал тоненькие ниточки так, что получилось некое подобие черного пиратского флага. Флаг, видимо, ветру тоже не понравился, и он согнул его пополам. Все это произошло за пару секунд, по истечении которых я держал в руке совершенно бесполезную конструкцию.

На лужи обращать внимание уже не было никакого смысла. Промок я насквозь, замерз, а еще через час, пожалуй, и вовсе растворился бы, став одной из этих проклятых луж. Дом представлялся недосягаемой целью, горячий чай и ванна — пределом мечтаний. И тут в голову пришла замечательная мысль, раз уж я оказался в этих краях, то почему бы мне не свалиться как снег (или дождь, например) на голову давнишнему приятелю Косте Правдину, благо его однокомнатная квартирка находилась в доме, который уже четко просматривался за стеной дождя.

Дверь открыл он сам с газеткой в одной руке и чашкой кофе в другой, смотрел на меня и не пропускал, пока я не объяснил, что это действительно я, что на улице дождь, что тоже хочу кофе и газетку. Газетка оказалась компьютерной распечаткой, а кофе — чаем.

Очень скоро одежда моя была распределена по батареям, а сам я усажен на кухне за чашкой горячего чая и двумя баранками.

— Костик, а ты где сейчас работаешь?

— Я? В Думе депутатствую.

Он показал мне корочки, явно сотворенные из удостоверения народного дружинника.

— Ты в Москве когда последний раз был? — начал я процесс разоблачения.

— Неделю назад, у меня к Ельцину одно дельце возникло.

— И как? Решилось дельце?

— Спрашиваешь! Иду я по Красной площади, подхожу к солдатикам, что Ленина сторожат. Спросил, как к Борису Николаевичу пройти, они мне сказали, мол, в арочку пройдешь, налево, там дверца будет. Иду, смотрю — точно дверца, а за ней лестница наверх. Дли-и-нная! Взобрался, значит, я по ней, а там наверху башни, прямо под звездой, кабинетик Ельцина. Стучу, а он мне: «Входите, пожалуйста!» Захожу, а там столик стоит, бумажки на нем, компьютер — «Пентиум» девятисотый. Ну что я, врать буду? Бумажки, значит, компьютер, занавесочки висят, машинисточка сидит. Краси-и-ивая! Вот он слово скажет — она печатает, другое скажет — и это печатает. А Борис Николаевич на коврике гантельки тягает. Килограммов эдак по двадцать, нет, по сорок…

— А гантельки-то зачем?

— Как же, ты вот думаешь, откуда у него силища такая? От гантелек!

И все в этом духе. Про то, как он в Москве-реке камбалу ловил, про то, как с Жириновским самогоном друг другу в лицо плескались, про то, как… Нет, об этом, пожалуй, промолчу.

А через три часа он совсем запутался и сознался, что нигде не работает. С фирмы выперли за пьянку. Выпивал, значит, а теперь не выпивает, потому как не на что.

Одежда моя почти высохла, дождь прекратился. Я решил немедленно отправиться домой, поблагодарил Костика за спасение от буйной стихии, оделся и направился к выходу.

— Ты зачем корочки депутатские нарисовал? — полюбопытствовал я перед уходом.

— В троллейбусах нахаляву ездить.

Дверь захлопнулась.

Путь к остановке лежал через парк. Я отлично знал, что парк после дождя почти непроходим, но делать крюк было лень.

У входа в парк переминался с ноги на ногу какой-то странный молодой человек. Прохожие после первых слов, обращенных к ним, шарахались в сторону, ускоряли шаг, избегая слов последующих. Я заранее набрал скорость.

— Брат! — крикнул молодой человек, — Постой!

Пришлось притормозить.

— Иисус сказал: «Се, иду как тать: блажен бодрствующий». Грядет Судный день!

— Грядет, — говорю.

— Я предлагаю Вам внести свою лепту в организацию Судного дня.

— Это как?

— Расходов много. Трубы надо закупить, которые дудеть будут, гром и молнии оплатить. Много расходов. Мы с Иисусом посовещались, целый список составили, теперь вот деньги собираем.

— Ну-ну, — говорю, — «Дома Отца Моего не делайте домом торговли».

— А это откуда?

— Да все оттуда же. Гантельки не забудь прикупить, — сказал я и прошел ворота парка.

— А гантельки-то зачем? — недоуменно крикнул мне вослед самозванный менеджер Иисуса.

— Ельцину после Суда подаришь…

Дорожка была одна, длинная и прямая, состоящая из грязи и неправильной формы луж, довольно скользкая. По бокам стояли мокрые скамейки, частью покореженные и отличающиеся друг от друга лишь этим.

На одной скамейке сидел мужчина в сером плаще и заинтересованно разглядывал меня поверх очков. Рядом с ним, слева, на спинке скамейки четырьмя кнопками была приколота бумажка, сообщающая о том, что «за один сеанс возможно полное выздоровление».

— Ну, так как, лечиться будем? — спросил хрипловатым голосом мужчина в сером плаще, продолжая меня изучать.

— А Вы, простите, доктор? — поинтересовался я в свою очередь.

— Умгу.

— И от каких недугов избавляете?

— Ото всех. Неважно.

— Очень даже важно! От СПИДа лечите?

— Умгу. А у Вас что, СПИД?

По спине пробежали мурашки.

— Боже упаси, — говорю, — насморк у меня.

— Пять рублей.

Мне стало интересно, что же будет дальше. Я протянул пятерку россыпью, он взял, забросил в карман плаща, что-то записал в свой блокнотик, посмотрел на меня уже через очки и уверенно так сказал: «Теперь Вы здоровы!»

Пошмыгав носом, я обнаружил, что треклятый насморк остался при мне и покидать меня отнюдь не собирался.

— Так ведь не проходит, — говорю.

— Умгу, — с пониманием произнес «доктор», — Повторное обращение, так и запишем, с Вас пятнадцать рублей нуль-нуль копеек.

Он достал блокнотик, нацелил на него ручку и уставился на меня. Я постоял с полминуты, слов не нашел, развернулся и быстрыми шагами двинулся в глубь парка, перепрыгивая через лужи.

Навстречу прогуливались Он и Она. Он был ниже почти на полголовы, с большими ушами и прыщиком на щеке. Она выглядела моложе и много симпатичнее. Он был одет по последней моде, и весь Его облик выдавал солидность положения родителей. Она выглядела беззаботной юной леди, самых средних возможностей. Казалось, Она видела Его насквозь, все то, что стояло за Его фразами и поступками.

— Сашенька, — услышал я, — смотри какая большая лужа.

— Ну, так дождь был, я тебе говорил, что лучше на тачке.

— У тебя же права отобрали. И вообще, мы прогуляться решили, просто побродить по парку.

— Побродить! У меня ботинки все грязные, а это мои любимые ботинки, фирменные, я за них двести баксов отдал.

— Сашенька, ты всегда недоволен, только и умеешь — быть недовольным, а вот через лужу на руках меня перенести слабо.

— Че-е-го? Через лужу… Да нет, не слабо.

— Слабо, слабо. Не способен ты.

— Да что может знать женщина о мужских способностях? Что вообще женщина может знать?

Дальше я уже ничего не слышал, парочка удалилась от меня на порядочное расстояние. Из любопытства я обернулся через минуту. Никто никого не нес. А потом снова пошел дождь.